Экспедиция 1969 года через Западный Шпицберген.
Часть четвертая.
РЫЗА — наши позывные, ОК — международный символ «все в порядке», а лаконичность радиограммы определяется как способностями нашего радиста (шесть знаков в минуту), так и ограниченной емкостью аккумуляторов. Кстати, самое серьезное негативное обстоятельство нашего положения, пожалуй, то, что мы третий день никого не слышим в эфире. И не знаем, доходят ли наши позывные. Наша миниатюрная рация — зависть радистов-профессионалов — неделю назад отлично выдержала контрольный сеанс связи из Баренцбурга с Пирамидой. Но в первыйже день перехода с ней что-то стряслось. А ведь три дня без связи для Шпицбергена уже ЧП!
Утешает одно: у нас просто нет никаких вариантов. Позади в семнадцати километрах необитаемый берег, впереди в ста пятидесяти, за ледяными равнинами и горными цепями, — поселок Пирамида. По законам диалектики всякая ситуация имеет противоположные стороны. Положительная сторона нашей ситуации очевидна: мысли и усилия пяти человек работают только в одном направлении — вперед. Все устали и после ужина проваливаются в мертвый сон. Засыпаю и я.
Чуть видный перегиб склона раз и навсегда убрал берег бухты. Как будто ничего не изменилось в пейзаже. Но наш маршрут обрел новое качество. Кончился трехсотметровый порог Русской ледяной равнины. Перешагнув его, мы сразу оказались в ее глубине. Серая пелена туч плотно закрыла небо. Холодный, пронизывающий ветер не дает остановиться ни на минуту. А от тяжелой работы футболка, надетая под штормовую куртку, все время мокрая. Такая комбинация жары и холода в домашней обстановке способна вызвать как минимум сильнейшую простуду. Но великая вещь живой организм! Он все «знает» и чувствует. Даже то, что в нашей аптечке почему-то оказалась всего одна пачка сульфадимезина. лагополучие перехода пока что гарантируется внутренними резервами наших организмов.
Широкий мир исчез. Он сузился до двух нарт, пяти людей и цепочки следов, теряющихся на серой поверхности снега. В редкие минуты передышки, когда ты — ведущий, а путь прост и его незачем прощупывать лыжной палкой, можно поотстать, чтобы сделать фото- и кинокадры крохотных людей в бескрайнем безмолвном просторе. И нет никакой опасности оторваться от группы — догонишь ее через две минуты, но какой-то древний неодолимый инстинкт торопит руки, сжимающие технику двадцатого века. Скорее к людям, к тяжелой, но ставшей привычной лямке нарт, к живому дыханию в этом сером безмолвии. Пора в спасительную лямку. Она живо возвратит к прозе жизни.
Уже через минуту начинаешь считать метры. Струйки пота на лбу, несмотря на ледяной ветер, да тяжелые рывки толкающего — Володи, тоже, видно, считающего оставшиеся до смены секунды. Внезапно становится легче идти. Не проваливаются ноги в рыхлый снег. А ветер все пронзительнее и холоднее. Скудные калории дневного рациона (столовая ложка шпротного паштета, ломтик колбасы, несколько черных сухариков и банка сгущенки на пятерых) не успевают, наверное, дойти до работающих мышц: нее отдается борьбе с холодом.