На леднике Ронне. Часть 9.
ИЛ летел, едва не касаясь правым крылом ледяного барьера, а под фюзеляжем, в прозрачной синеве моря, всего в тридцати метрах под нами ходили величественные косатки. Их серповидные спинные плавники торчали над водой, и движения этих хищников океана были удивительно грациозны.
Но косатки быстро промелькнули, а ИЛ не поднимался, а продолжал нестись, прижавшись к воде и почти задевая ледяной барьер правым крылом. Только теперь я увидел, что низкое облако, серое и тяжелое, прижимало самолет и впереди тоже была мгла.
— Облачность — пятьдесят метров, видимости нет, — прокричал на ухо Шумилов.
— А как на Дружной? — спросил я.
— Как обычно, ясно. А здесь, над Беркнером, всегда такая дрянь, — пояснил Шумилов.
Я заглянул в кабину пилотов. Там было напряженно, и никто даже не повернул в мою сторону головы. На месте первого пилота Виктор Петров. Побелевшие костяшки пальцев на штурвале, по видной мне правой щеке течет струйка пота. На месте второго пилота Женя Скляров. Короткие седые волосы и совсем молодое, без морщин лицо. В левой, вцепившейся в колено руке зажат потухший «Беломор».
«Это не на «Буране» по шельфовому леднику», — подумал я и осторожно закрыл дверь.
Больше я не мог спать в своем кресле и постоянно ловил себя на том, что руки сжимались в кулаки и ступни ног упирались в железо, как будто я сам держу ИЛ над холодной бездной и стараюсь не потерять единственный ориентир — ледяной барьер шельфового ледника.
— Близко со смертью ходят эти ребята, — прокричал мне на ухо Шумилов, когда над головой засветлело и впереди показались просторы шельфового ледника Фильхнера и остались позади страшные ледопады Беркнера.
Через неделю на утоптанной площадке базы Дружная, у мачты с приспущенным красным флагом, мы стояли, сжав в кулаках ушанки, и никто не скрывал слез. В страшном урагане, в белой мгле не долетел наш ИЛ до обсерватории Мирный. Все разметал ураган, захоронил ледяной панцирь Антарктиды.
Марк Дюргеров.